Декада детской книги. День восьмой
Детское чтение: история в событиях
1940 год. «Тимур и его команда»: взлёт Аркадия Гайдара
Показать ещё
Аркадий Петрович Гайдар (1904–1941) ещё при жизни стал классиком детской литературы. Ушедший на Гражданскую войну в юности, Аркадий Голиков (настоящая фамилия Гайдара) быстро стал командиром 58-го полка по борьбе с бандитизмом, отличался крайней жестокостью и чудом избежал трибунала за неправосудный расстрел пяти человек в 1922 году. Во второй половине жизни Гайдар мучился посттравматическим расстройством, чувством вины и тяжёлой депрессией. Обращение к подростковой литературе означало для Гайдара не только участие в воспитании правильных ценностей у первых советских поколений, но и возможность создать собственный идеальный мир справедливости и добра. Это в полной мере относится к повести «Тимур и его команда» (1940) — одному из последних произведений Гайдара, погибшего на фронте в 1941 году.
Сначала Гайдар написал сценарий кино об идеальном советском подростке и его верных друзьях. Сразу после того, как фильм Александра Разумнова был запущен в производство, Гайдар начинает работать над повестью, которая станет самым известным его произведением. Имя герою Гайдар с самого начала хотел дать необычное: первый вариант — Володя Дункан — отсылал к шекспировской пьесе «Макбет» и судьбе шотландского короля Дункана I Доброго . Но, по мнению цензурных органов (с которыми у Гайдара уже были проблемы с конца 1930-х), подобное имя не мог носить герой советской литературы. Гайдар предложил ещё несколько «необычных» имён, но в итоге остановился на Тимуре — так звали любимого сына писателя, который в будущем станет известным журналистом.
Повесть Гайдара рассказывает о подростке Тимуре Гараеве, который вместе со своими друзьями помогает семьям красноармейцев, ушедших на фронт, и противостоит банде хулиганистых сверстников под предводительством Мишки Квакина. Вторая важная линия — взаимоотношения Тимура с сёстрами Женей и Олей, дочерьми полковника Александрова, которого уже «три месяца не было дома» (по-видимому, он принимал участие в боевых действиях на Халхин-Голе). Как и герои других классических повестей Аркадия Гайдара, Тимур — верный и принципиальный помощник взрослых в тревожные времена: приближающаяся мировая война, по-видимому, одновременно пугала и вдохновляла Гайдара. Уже в 1930-е годы писатель размышлял, как можно было бы привнести в школьное образование элементы военной дисциплины. Согласно наблюдениям историка и филолога Марии Майофис, команда Тимура устроена по армейскому образцу, так как «для Гайдара не было сомнений: до достижения призывного возраста подростки должны оставаться в тылу, но сама организация их тыловой работы будет военной». Впрочем, некоторые исследователи считают, что для Гайдара был важен и, так сказать, общечеловеческий контекст: по мнению Мариэтты Чудаковой, Тимур не столько юный советский патриот, сколько равный Петруше Гринёву и князю Мышкину стопроцентно положительный герой, совершающий нравственно безупречные поступки в тяжёлой атмосфере продолжающегося террора и надвигающейся войны.
Популярность повести была такова, что незадолго до гибели Гайдар написал два новых киносценария («Комендант снежной крепости» и «Клятва Тимура»), преследующих уже откровенно пропагандистские цели. Впрочем, главное в этой истории то, что небольшая по объёму, но очень популярная книга Гайдара породила легендарное «тимуровское движение»: его участники в годы Великой Отечественной войны опекали семьи бойцов, ушедших на фронт, помогали колхозам, совхозам и детским садам, опекали инвалидов Гражданской войны, поддерживали общественный порядок. Первый «тимуровский» отряд возник в городе Клин Московской области, где Гайдар жил последние годы. В дальнейшем «тимуровские» отряды существовали практически в каждом регионе.
(с) ДЕНИС ЛАРИОНОВ
1941 год. Война: от «Сына полка» до пионеров-героев
В первые месяцы Великой Отечественной войны в детской литературе преобладает героико-приключенческая модель поведения ребёнка на войне. Дети помогают взрослым, рискуя жизнью, но всегда счастливое стечение обстоятельств обеспечивает успех предприятия. Например, в рассказе Михаила Булатова «Мальчишечьи трофеи» юные герои украли заводные ручки у немецких грузовиков — тут же подоспели красноармейцы и разбили растерявшихся врагов. В апрельском номере «Мурзилки» 1943 года герой рассказа Вячеслава Шишкова «Серёжа» единолично взял двух немцев в плен. Другим популярным жанром стала баллада: «Рассказ танкиста» Александра Твардовского (1941), «Баллада о младшем брате» Ольги Берггольц (1941), «Баллада о мальчике, оставшемся неизвестным» Павла Антокольского (1942), «Сын артиллериста» Константина Симонова (1942). Жанр баллады позволял, используя фигуру очевидца-рассказчика, изложить боевой эпизод, типически его обобщить и вызвать нужную эмоциональную реакцию — возмущение и гнев. Учитывая, что дела на фронте в первые два года войны были плохи, стоическая интонация баллад помогала читателям не падать духом.
Проза о подвигах детей сначала печаталась в детских журналах, а уже к зиме 1941/42 года Соломон Гарбузов выпустил сборник «Фронтовые ребята», сделав в предисловии оговорку: «Теперь ещё не время называть моих героев настоящими именами. Они все ещё на фронте или близ фронта, а на войне всякое бывает». Эта «конспирологическая» позиция в духе Аркадия Гайдара уже через полгода была преодолена в сборнике «В огне Отечественной войны» (1942) — здесь рассказывалось о героических поступках детей, у которых есть реальные имена и фамилии: В. Фин в очерке «Наташенька» повествует о пятнадцатилетней девочке, которая, будучи раненой, сумела привести к своим поезд с боеприпасами; Агния Барто в очерке «Галя» рассказывает о двенадцатилетней девочке, подавшей фашистам вместо воды керосин.
Рассказы и повести о детях-героях будут популярны и после войны. А пока Любовь Воронкова в повести «Девочка из города» (1943) стыдит сироту, что та не называет приёмную мать мамой, а Лев Кассиль в рассказе «Отметки Риммы Лебедевой» (1942) поучает девочку-беженку: «Бедой и горем долго не хвастаются». Травматичные переживания детей заметаются под ковёр, на виду остаётся только подвиг и преодоление.
Мотивы сиротства и героизма наконец синтезируются в образе Вани Солнцева из повести Валентина Катаева «Сын полка» (1944). К ней, в отличие от приключенческих произведений первого этапа войны, предъявляли обвинения в излишнем «приключенчестве» (побег Вани Солнцева от опытного разведчика Биденко, счастливое спасение во время последнего боя); анализируя изображения детских переживаний, критики указали на ходульность персонажа и сентиментальные приёмы создания «чувствительного образа». Критика «Сына полка» закрепила стандарт «внеэмоционального» изображения детской травмы и повлияла на создание послевоенного типа ребёнка-воина.
Пионеры-герои — Лёня Голиков, Зина Портнова, Лара Михеенко и многие другие, о которых слагались песни, рассказы, повести и пьесы, — не знали страха, смело шли в бой, мужественно смотрели в лицо смерти и красиво гибли. К реальным детям — юным воинам Великой Отечественной войны — эти произведения имели часто отдалённое отношение. Образцовым романом для юношества становится «Молодая гвардия» Александра Фадеева, книга о подвиге и гибели молодёжной подпольной организации в городе Краснодоне; по требованию Сталина Фадеев добавил во вторую редакцию романа партийных руководителей, гибнущих вместе с молодогвардейцами. Конструируя знание и память о войне в 1950–80-е годы, авторы жизнеописаний детей-героев ориентировались прежде всего на образ ребёнка-мученика, способный вдохновить читателей, не знавших войны, на аналогичные подвиги. В отсутствие же войны такие книги учили быть готовым принести себя в жертву — эта установка самым серьёзным образом сказалась на послевоенной системе ценностей советского человека.
(с) СВЕТЛАНА МАСЛИНСКАЯ
1951 год. «Витя Малеев»: о школьниках для школьников
Возвращение детской литературы из советской жизни в нормальную случилось внезапно — и, казалось бы, в самое неподходящее время: в годы Великой Отечественной. Режиссёр учебных кинофильмов Николай Носов начинает писать истории о детях, наблюдая за сыном Петей. Первый свой рассказ «Затейники» он публикует в 1938 году, к 1945 году готов первый сборник — куда входят «Фантазёры», «Тук-тук-тук», «Мишкина каша»; что называется, мгновенная классика. Дети в мире Носова не борются с недостатками в своём коллективе и уж тем более не разоблачают диверсантов и вредителей; единственный, кого здесь можно разоблачить, — котёнок, забравшийся под шляпу, или ворона, которая всю ночь кидала вишнёвые косточки на крышу, пугая ночевавших в доме ребят. Это вселенная, из которой вынуты несущие идеологические конструкции времени, «детство вообще» — что, возможно, и обеспечило рассказам Носова долгую жизнь. Тексты Носова пронизаны радостной бодростью: герои постоянно пускаются в весёлые авантюры, бросаются варить кашу или разбирать телефон, а когда каша вылезает из кастрюли, а телефон оказывается сломан, совершенно не унывают. Носов придумывает и свой язык для описания детства: диалоги его героев так энергичны и упруги, будто они не разговаривают, а играют в вышибалы или кидают об стену мяч. Даже там, где Носов предъявляет эту радостную энергию как недостаток, с которым приходится бороться в интересах школьной дисциплины и интересов коллектива («Витя Малеев в школе и дома», 1951), — видно, что автора (и героя) гораздо больше занимает дрессировка мышей или поход в цирк, чем борьба с домашним заданием на пути к недостижимой пятёрке.
Рассказы Носова — одно из самых убедительных и привлекательных описаний утопического коммунизма (хотя это слово нигде не произносится), общества, где никто не испытывает страха и нужды и все делают только то, что интересно. Впоследствии Носов разовьёт свои утопические идеи в сказочной трилогии о Незнайке, правда, по-настоящему они заработают только на контрасте с антиутопией, в третьей части — где избалованные цветочно-солнечной утопией коротышки попадают в лапы циничных фабрикантов и биржевых спекулянтов с Луны (публицисты начала XXI века будут говорить потом, что дикий русский капитализм эпохи первоначального накопления строился по моделям, бессознательно почерпнутым его архитекторами из «Незнайки на Луне»). А неутомимые идеалисты из носовских рассказов продолжат появляться в десятках послевоенных и отдельных книг: от Юрия Сотника, чьи герои конструируют подводную лодку, забывая о том, что она должна уметь подниматься на поверхность («Архимед» Вовки Грушина», 1947), — до Владимира Железникова, который начинает с «Чудака из шестого «Б» (1962), герой которого возится с первоклассниками несмотря на насмешки друзей, и приходит к кромешному пессимизму «Чучела» (1981), где идеализм становится уже не генератором радости — но поводом для ненависти и травли.
(с) ЮРИЙ САПРЫКИН
1955 год. «На задней парте» Заходера: детская поэзия вне идеологии
Первый сборник Бориса Заходера получает благословение Корнея Чуковского — и открывает оттепель в детской поэзии: перед нами стихи игровые и озорные, лишённые всякой идеологии. «Приятное дело — озорничать!» — писал Заходер; шалость — в основе его поэтики. «Кто-то, / Против всяких правил, / В сказке буквы переставил», — такой вывод делают озадаченные профессора и академики в его поэтической сказке «Кит и Кот», но перед этим следует несколько страниц чистой неразберихи:
КОТ
Плывёт по океану,
КИТ
Из блюдца ест сметану.
Ловит
КИТ
Мышей на суше.
КОТ
На море бьёт
Баклуши!
Заходер (которого ещё больше стихов прославят переводы «Винни-Пуха», «Алисы в Стране чудес» и «Мэри Поппинс») — один из авторов, дебютировавших в детской поэзии в 1950–60-е годы. Среди них Валентин Берестов, Яков Аким, Роман Сеф, Рената Муха, Эмма Мошковская, Ирина Токмакова; позже к ним присоединятся Олег Григорьев, Вадим Левин и Михаил Яснов. Из детской поэзии уходит дидактика, зато возвращаются радость звукового эксперимента, блаженная несерьёзность и абсурд:
А я придумал слово,
Смешное слово — плим.
И повторяю снова:
Плим, плим, плим!
Вот прыгает и скачет
Плим, плим, плим.
И ничего не значит
Плим, плим, плим!
ИРИНА ТОКМАКОВА
Бывают в жизни чудеса —
Ужа ужалила Оса.
Она ужалила в живот.
Ужу ужасно больно.
Вот.
А доктор Ёж сказал Ужу:
«Я ничего не нахожу,
Но всё же, думается мне,
Вам лучше ползать
На спине,
Пока живот не заживёт.
Вот».
РЕНАТА МУХА
Вышедшая в 1969 году книга Вадима Левина «Глупая лошадь» — один из самых интересных экспериментов в детской поэзии: это стихи, как бы переведённые с английского (а на самом деле, конечно, сочинённые Левиным), поэтому среди персонажей здесь, наряду со слонятами и щенками, — всяческие Биллы и Джонни, мистер и миссис Бокли, которые забираются ночью на крышу, чтобы колоть орехи, и два героя короткой притчи:
Мистер Квакли, эсквайр,
Проживал за сараем.
Он в кадушке обедал и спал.
Мистер Крякли, эсквайр,
Погулял за сараем,
И с тех пор мистер Квакли пропал.
От «Глупой лошади» уже тянутся нити к вольной и восхитительной эстетике журнала «Трамвай» — а ещё она подготавливает почву для восторженного приёма целой волны англоязычной детской поэзии в 1980–2000-е: это стихи Эдварда Лира и Спайка Миллигана, Хилэра Беллока и Джулии Дональдсон, главным образом в переводах Григория Кружкова и Марины Бородицкой.
(с) ЛЕВ ОБОРИН
Источники:
Детское чтение: история в событиях
Оставить сообщение: