Библионовости
Карнавальный переворот народного тела
100 лет тому назад была написана сказка Юрия Олеши «Три толстяка»
Об авторе: Юрий Борисович Юдин – журналист, литератор.
В сказке Юрия Олеши «Три толстяка» рассказана история двух сирот на фоне карнавальной революции. Этот «роман для детей» был написан в 1924 году. Но издан лишь в 1928-м, после успеха романа «Зависть» (в котором также звучит сиротская тема). «Три толстяка» (далее ТТ) набирали популярность постепенно. До войны сказка была трижды переиздана. Олеша написал ее инсценировку по заказу МХАТ, премьера последовала в 1930-м. Позднее пьеса шла во многих театрах СССР.
В общей сложности сказка и пьеса были переведены на 17 языков. В 1935-м Игорь Моисеев поставил по ней балет на музыку Виктора Оранского в Большом театре. Вторая волна популярности пришлась на хрущевскую оттепель. С 1956 года ТТ переиздавались почти ежегодно. В 1955-м появилась опера Владимира Рубина «Три толстяка». В 1963-м сестры Валентина и Зинаида Брумберг сделали по сказке рисованный мультфильм. В 1966-м Алексей Баталов и Иосиф Шапиро сняли фильм «Три толстяка».
Позднее сказка еще дважды экранизировалась в СССР и в Венгрии. К этому следует прибавить еще ряд инсценировок других авторов, две радиопостановки, ряд аудиоспектаклей. Наконец, в 2018–2021 годах режиссер Андрей Могучий поставил в питерском БДТ монументальный театральный сериал по мотивам ТТ.
Братья и сестры
Мне уже доводилось писать о двух моделях устройства раннесоветского социума, которые можно назвать «братья и сестры» и «отцы и дети» («Советская литература как семейное предприятие», «НГ», 13.12.21). Напомню лишь некоторые выводы.
Многие писатели южнорусской школы состояли в родстве или в свойстве. Валентин Катаев и Евгений Петров – родные братья. Катаев был влюблен в сестру Олеши – Ванду и в сестру Булгакова – Елену. Петров женился на Валентине Грюнзайд, в которую когда-то был влюблен Олеша. Ей первоначально и были посвящены ТТ. Позднее сказка была перепосвящена жене писателя, Ольге Густавовне Суок. Но многие комментаторы сходятся на том, что свое имя героиня сказки получила в честь ее сестры – Серафимы Густавовны, возлюбленной Олеши, позднее вышедшей замуж за Владимира Нарбута.
Старшая из сестер Суок, Лидия Густавовна, была замужем за Эдуардом Багрицким. После его смерти она хлопотала за арестованного мужа сестры – Нарбута. В итоге сама была арестована и вернулась из ссылки только в 1956-м. Серафима Суок-Нарбут тем временем успела выйти замуж за Николая Харджиева (искусствоведа и филолога, близкого к югороссам), а позднее за Виктора Шкловского (впервые описавшего и окрестившего юго-западную школу).
Постоянным сюжетом 1920-х было противостояние двух братьев во время Гражданской войны. Отдал дань этому сюжету и Олеша: его роман «Зависть» (1927) можно прочитать как историю одного семейства. Шкловский писал по этому поводу: «Плохо, когда и «Враги» Лавренева, и «Лавровы» Слонимского, и «Братья» Федина основаны на красных, белых и розовых братьях. Сердит это и у Леонова в «Скутаревском». Роман Олеши сделан на превосходных деталях, в нем описаны шрамы, зеркала, кровати, мужчины, юноши, колбаса, но сюжет сделан на двух братьях – красный и белый».
Трилогия Алексея Толстого «Хождение по мукам» этим сюжетам о братьях-разбойниках полемически противопоставлена. Сестры Даша и Катя также брошены в водоворот Гражданской войны. Но претерпевают от нее меньше несчастий, чем от плотоядной петербургской богемы. Кстати, Толстой был близок к югороссам Катаеву, Олеше и Булгакову после возвращения из эмиграции, хотя потом их пути разошлись.
Сталинский миф о большой семье, расцветший в 30-е годы, отмечает Катерина Кларк, распространялся и на «братьев и сестер». Но ключевыми его героями были «отцы». Кроме Отца народов в каждой сфере были свои отцы-корифеи. В словесности – Горький. На театре – Станиславский. На железной дороге – нарком Каганович. В биологии – академик Павлов. В языкознании – академик Марр. У полярников – академик Шмидт. «Братская» модель генетически восходит к монашеским и рыцарским орденам (ср. питерских Серапионовых братьев), к ремесленным цехам, купеческим гильдиям, религиозным сектам. Для нее важны горизонтальные связи и корпоративные подразделения.
В раннем СССР эта модель вызывает расцвет школ и группировок в литературе и искусстве. Рабочее самоуправление на заводах и ранние коммуны в деревне. Проповедь свободной любви и свободного брака. Это модель джазового музицирования либо камерного оркестра без дирижера. Из нее вытекает и основной конфликт эпохи: Гражданская война не зря именуется братоубийственной. В середине 1920-х политическое продолжение этого конфликта – партийные дискуссии и борьба фракций внутри ВКП(б).
Модель «отцов и детей» восходит к патриархальной семье и абсолютной монархии. Здесь сильнее вертикальные иерархические связи и важнее роль традиции. Разные поколения несут тягло взаимной ответственности, но именно между поколениями возникают основные конфликты. Это модель диктатора-режиссера на театре и диктатора-дирижера в оркестре, модель скульптурной либо живописной мастерской с корифеем-мастером и безымянными подмастерьями. Модель «отцов и детей» актуализируется в 30-е годы. В деревне на смену добровольным коммунам приходят крепостнические колхозы. Управление экономикой жестко централизуется. Поощряется крепкая советская семья, преследуется половая распущенность. Партийные дискуссии прекращены: оппоненты просто уничтожаются. Оформляется культ Отца народов и Корифея всех наук.
Почему в 1920-е так важна братская модель? Советское общество резко порвало с «проклятым прошлым», зазор между поколениями стал слишком велик (рост уличной беспризорности – только один из симптомов). Зато зазвучали темы духовного и идеологического родства, братства по оружию, братства по классу. Отметим, что Катаев и Петров ко времени переезда в Москву уже осиротели. Родители Олеши оказались за границей, в буржуазной Польше. Багрицкий в стихах проклинает свое детство и традиционный еврейский семейный быт. И даже у Булгакова, в целом лояльного к патриархальной модели, в «Белой гвардии» изображается счастливое семейство, состоящее из двух братьев, сестры, кузена из Житомира и небольшого гарнизона офицеров-приживалов.
Семейство слипшихся вареников
«Братская» модель и принцип семейственности определяют отношения героев и в ТТ. Прежде всего это касается самих Толстяков.
«Толстяки сидели на главных местах, возвышаясь над остальным обществом.
Они ели больше всех. Один даже начал есть салфетку.
– Вы едите салфетку...
– Неужели? Это я увлекся...
Он оставил салфетку и тут же принялся жевать ухо Третьего Толстяка. Между прочим, оно имело вид вареника.
Все покатились со смеху.
– Оставим шутки, – сказал Второй Толстяк, поднимая вилку. – Дело принимает серьезный оборот. Принесли торт.
– Ура!
Поднялось общее оживление».
Толстяки изображаются в виде нерасчлененной телесной массы о трех головах. Их эмоции и движения проявляются и совершаются синхронно: «Теперь, когда зашел разговор об оружейнике Просперо, с обжорами произошла перемена. Они перестали есть, шутить, шуметь, подобрали животы, некоторые даже побледнели... Три Толстяка сделались серьезны и как будто слегка похудели». Иногда эта троица и говорит хором: «Где эти изменники? – загремели Толстяки». В других случаях головы этого общего тела могут вступать в легкие размолвки, как головы сказочного дракона или чудовищного великана.
Странный характер носят отношения Толстяков к их наследнику, 12-летнему Тутти, похищенному ими в младенческом возрасте (итальянское tutti означает «все»; в партитуре это общее вступление оркестра или хора). Толстяки боятся малейшего признака раздражения мальчика, как будто над ними висит дамоклов меч ювенальной юстиции. Но это не конфликт поколений: тут скорее можно увидеть сходство со сказочным мотивом. Кощей похищает красных девиц и чужих жен – но, оказавшись в его логове, они вьют из Кощея веревки.
Братство балаганчика
В финале цирковая девочка-сиротка Суок и наследник Тутти оказываются братом и сестрой – близнецами. Мотив этот мы разберем далее. Пока же отметим, что семейный характер носят и отношения актеров в балаганчике дядюшки Бризака, где работает гимнаст Тибул. Здесь фактически удочеряют Суок. При этом отношения в балаганчике не носят иерархического характера: это цирковое братство на корпоративной основе. Вот одна из сцен, где отношения бродячих комедиантов увидены глазами постороннего (доктора Арнери) и содержат момент неузнавания – остранения по Шкловскому:
«Мы уже знаем, кто такой негр. Знал это и доктор Гаспар, сделавший этого негра из самого обыкновенного Тибула. Но никто другой секрета не знал.
Замешательство продолжалось пять минут. Негр вел себя самым ужасающим образом. Он схватил куклу, поднял ее на воздух и начал целовать в щеки и нос, причем этот нос и щеки увертывались так энергично, что можно было сравнить целующего негра с человеком, который хочет укусить яблоко, висящее на нитке. Старый Август закрыл глаза и, обалдев от страха, раскачивался подобно китайскому императору, решающему вопрос: отрубить ли преступнику голову или заставить съесть живую крысу без сахара?
Туфля слетела с ноги куклы и попала в лампу. Лампа опрокинулась и испустила дух. Сделалось темно. Ужас достиг своих пределов».
В сказке есть легкие намеки, что Суок влюблена в Тибула и видит в нем скорее потенциального возлюбленного, нежели старшего брата. В пьесе эти отношения прописаны более отчетливо.
В семье не без урода
Принцип семейственности заметен и при использовании Олешей гоголевского приема – детали, угрожающей разрастись на глазах у читателя в отдельный сюжет: «У франта умерла тетка, имевшая очень много денег, еще больше веснушек и не имевшая ни одного родственника. Франт получил в наследство все теткины деньги. Поэтому он был, конечно, недоволен тем, что народ поднимается против власти богачей». Далее и франт, и тетка навсегда исчезают из повествования, и зачем бы нам, кажется, знать особенности наружности покойницы? Но в сказочном мире ТТ все друг с другом знакомы, и всякий знает всю подноготную каждого.
Вот Тибул в обличье негра срамит силача Лапитупа, напирая как раз на особенности его происхождения (это едва ли не единственный намек на конфликт отцов и детей, в целом для ТТ нехарактерный): «Ты очень силен, но подл ты не менее. Ответь лучше: кто ты? Кто тебе дал право издеваться над народом? Я знаю тебя. Ты сын молотобойца. Твой отец до сих пор работает на заводе. Твою сестру зовут Эли. Она прачка. Она стирает белье богачей. Быть может, ее вчера застрелили гвардейцы... А ты предатель!» В раннем СССР тут прочитывался призыв к классовой солидарности. Но мы можем различить в этой тираде и куда более древнее правило верности корпорации или касте. Если ты сын молотобойца, то должен взять в руки молот, а не кривляться на подмостках. Лучше плохо исполнять свое предназначение, чем хорошо исполнять чужое.
Но вернемся к другому принципу – семейному, который господствует в сказке. Здесь фигурирует не только дядюшка Бризак, но и тетушка Ганимед, а городская улица может называться в честь Вдовы Лизаветы. Доктор Гаспар известен всему городу, уличные мальчишки распевают о нем куплеты – как, впрочем, и о танцмейстере Раздватрисе. В пьесе Толстяки и Просперо знакомы с молодости: уже тогда они вступают в конфликт по поводу Суок, бывшей еще совсем крошкою. Семейным характером отличаются и отношения доктора Арнери с его экономкой тетушкой Ганимед: их диалоги напоминают привычную перебранку пожилых супругов. Даже в обращении с мышью, пойманной в мышеловку, ставится акцент на домашнем воспитании:
«Эта мышь в прошлую ночь съела фунт мармеладу. Еще раньше, в ночь с пятницы на субботу, она опрокинула стакан с гвоздикой. Стакан разбился, а гвоздика почему-то приобрела запах валерьяновых капель. В тревожную ночь мышь попалась.
Встав рано утром, тетушка Ганимед подняла мышеловку. Мышь сидела с крайне равнодушным видом, как будто ей не впервые сидеть за решеткой. Она притворялась.
– Не ешь в другой раз мармелад, если он не тебе принадлежит! – сказала тетушка Ганимед, поставив мышеловку на видное место».
Засилье вещей
Все писавшие о романе Олеши отмечают блеск и богатство его метафор. Лидия Чуковская полагала, что дело тут в засилье вещей, которые в романе важнее людей:
«Три толстяка» – холодная книжка. Она занимает, но не трогает... Это мир вещей, а не мир человеческих чувств… Вещи властвуют самодержавно, тормозя движение сюжета, сосредоточивая внимание читателя на побочном в ущерб главному... Невольно вспоминаешь слова Флобера: «Излишние сравнения следует давить, как вшей». А «Три толстяка» будто нарочно для того и написаны, чтобы все вещи, всех животных, всех людей сравнивать с животными и с вещами. «Большие розы, как лебеди, медленно плавали в мисках»; «Фонари походили на шары, наполненные ослепительным кипящим молоком»; «Розы вылились, как компот»; «Шпоры у него были длинные, как полозья»... А вот о людях: «Издалека люди казались разноцветными флажками»; «Целые кучи людей падали по дороге. Казалось, что на зелень сыплются разноцветные лоскутки».
Кончалась рецензия почти как донос: «Беда в том, что основная тема тонет в капризах сюжета, беда в том, что розы олешиного стиля расцветают не на ее пути. Как и почему народу удалось одержать победу, как и почему гвардейцы перешли на сторону народа, как восставшие взяли дворец – обо всем этом мы узнаем очень мало, гораздо меньше, чем о розовом платье Суок, о звуке ее имени или о тени, отброшенной на лицо спящего воздушными шарами».
По поводу изобилия вещей в ТТ достаточно указать на известный принцип организации мифического пространства. По Владимиру Топорову, оно «всегда заполнено и всегда вещно; вне вещей оно не существует».
(Именно эта особенность придает мифический привкус поздней книге Валентина Катаева «Разбитая жизнь, или Волшебный рог Оберона» (1972), нафаршированной описаниями дореволюционного одесского быта. Роман этот может служить реальным комментарием ко многим сценам ТТ: игрушечный и настоящий театр; цирк и цирковые силачи; зверинец; уличные фонари, «налитые молоком»; пиротехника и химические опыты; золочение елочных игрушек; эффекты волшебного фонаря; домашняя и игрушечная китайщина и т.п. Название «Волшебный рог Оберона» отсылает к титаническому королю эльфов из пьесы Шекспира «Сон в летнюю ночь» – возможно, в подражание олешиному Просперо, отсылающему к шекспировской «Буре».)
Гротескное народное тело
Народ в сказке изображается как единое семейное тело. В этом теле, впрочем, различаются сословия и корпорации. Так, индийские жрецы-брахманы уподоблялись голове, воины-кшатрии – груди, торговцы-вайшьи – чреву и чреслам, мастеровые-шудры – ногам.
«Вся площадь была запружена народом. Доктор увидел ремесленников в серых суконных куртках с зелеными обшлагами; моряков с лицами цвета глины; зажиточных горожан в цветных жилетах, с их женами, у которых юбки походили на розовые кусты; торговцев с графинами, лотками, мороженицами и жаровнями; тощих площадных актеров, зеленых, желтых и пестрых, как будто сшитых из лоскутного одеяла; совсем маленьких ребят, тянувших за хвосты рыжих веселых собак».
Одежды ремесленников напоминают цеховую униформу – не «прозодежду», но парадное платье цеха или гильдии. Цветные жилеты зажиточных горожан – вероятно, дань моде, но моде семиотической, обозначающей имущественный либо корпоративный ценз.
...
Источник:
https://www.ng.ru/ng_exlibris/2024-11-13/9_1248_olesh..
Оставить сообщение: